О проблеме
Больше 20% лесов мира сосредоточено в России — самой богатой этими природными ресурсами стране. Кажется довольно много, не так ли? Но именно это иллюзорное изобилие сыграло с нашими лесами злую шутку.
Всего несколько десятилетий назад российские лесные ресурсы казались неисчерпаемыми, но сегодня это не так. Хотя гектаров и кубометров тайги у нас до сих пор много, самые доступные и продуктивные леса уже разорены — из-за беспорядочных рубок и отсутствия правильного лесного хозяйства.
В результате за последние десятилетия тысячи лесных деревень и посёлков потеряли последние средства к существованию и опустели. Лесопромышленным компаниям в погоне за качественной древесиной приходится забираться в глубокую тайгу и дорубать остатки диких лесов, или рубить охраняемые леса, нередко — в обход законов. Обостряет ситуацию «конкуренция» за один и тот же ресурс — древесину — между бизнесом и катастрофическими пожарами, и отсутствие налаженного системы восстановления лесов.
«Если мы не сможем победить нашу многолетнюю лесную бесхозяйственность — мы просто потеряем практически все наши дикие леса и многие другие природные ценности», — считает эксперт Алексей Ярошенко. «И это вопрос в основном не какого-то очень далекого будущего, а ближайших нескольких десятилетий».
Эксперты полагают, что, если бы 20-30 лет назад Россия наладила грамотное лесное хозяйство в России и целенаправленно занималась выращиванием лесов, в 2023 году промышленники могли бы рубить в три раза больше леса, чем вырубают сейчас, и удовлетворить все потребности россиян в древесине, при этом не затрагивать ценные дикие леса вовсе.
Чем занимается команда
Выступаем за сохранение диких лесов
Дикий лес — это крупные, наиболее старые и наименее затронутые деятельностью человека территории. Конечно, это довольно условное название — человек давно и сильно преобразует Землю под свои нужды и интересы, поэтому совсем нетронутой природы на нашей планете почти не осталось.
Однако те дикие леса, которые из-за своей удалённости последние несколько сотен лет формировались без влияния человека, очень важны. От них зависит состояние рек, сохранение биоразнообразия, смягчение климата, они могут предотвращать засухи, ураганы и смерчи. Дикие леса ещё сохранились в нашей стране, но современные потребности человечества в древесине и целлюлозе в сочетании с небывало мощной техникой не оставляют им почти никаких шансов. По оптимистичным оценкам, у нас есть всего 20–30 лет, чтобы сохранить оставшиеся дикие леса вместе со всем связанным с ними богатством жизни.
Мы стараемся объяснить тем, от кого зависит принятия решений и правил, что такие леса нуждаются в защите, а их освоение приведёт к тому, что мы безвозвратно потеряем несравнимо больше, чем приобретём. Больше о ценности диких лесов читайте здесь.
Продвигаем идеи правильного лесного хозяйства
Пока потребность человечества в древесине и её потребление стабильно растёт — в среднем на 1% на протяжении последних 60 лет. Изменить это в ближайшее время едва ли получится. К тому же, многие альтернативы древесине (пластик, металл, бетон и т.д.) негативно влияют на природу куда сильнее.
Поэтому остаётся только два пути, по которым человечество может пойти, чтобы удовлетворить свои потребности в древесине: устойчивый и не очень. Мы можем начать эффективно выращивать древесину на освоенных землях, а самые ценные для природы леса беречь и охранять, или пользоваться тем, что в лесах выросло само, а значит неминуемо потерять оставшиеся дикие леса вместе с множеством видов растений и животных. Для того, чтобы эффективно выращивать древесину на освоенных землях, и нужно правильное лесное хозяйство, которого в России пока нет. Сохранение диких лесов и правильное хозяйство связаны друг с другом, как две стороны одной медали — одно без другого просто невозможно.
Мы работаем над тем, чтобы Россия изменила подход к управлению своими лесными ресурсами, сделала его более устойчивым и эффективным как с природоохранной, так и социальной точки зрения.
Призываем развивать сельское лесоводство
Сегодня одна из главных лесных тенденций в мире — это развитие сельского лесоводства (или агролесоводства), то есть совмещение сельского и лесного хозяйства на одних и тех же землях. Такой подход позволяет выполнять сразу несколько социальных и экологических задач:
- даёт сельским жителям дополнительную работу и сглаживает неизбежную в сельскохозяйственном производстве сезонность занятости;
- обеспечивает деревни и посёлки нужными им стройматериалами и дровами;
- помогает бороться с засухами и эрозией почвы, делает сельские ландшафты более пожаробезопасными;
- помогает хотя бы частично заместить древесину из диких лесов, тем самым серьёзно способствуя их сохранению.
В советское время существовала целая система «сельских» лесов, но в ходе земельных и лесных реформ 2000-х годов про них забыли, а ведение лесного хозяйства на сельхозземлях, даже совсем заброшенных и беспризорных, практически запретили.
Мы понимаем, что возвращение сельского лесоводства могло бы стать очень серьезной поддержкой для многих российских деревень и посёлков, значительно усилило бы роль наших лесов в регулировании климата, и сильно помогло бы сохранить остатки дикой лесной природы. И хотя сейчас вернуть условия для развития сельского лесоводства не получается, мы работаем над тем, чтобы это стало возможным в будущем.
Выращиваем защитный лес в национальном парке «Угра»
В национальном парке «Угра» в Калужской области волонтёры и сотрудники парка с 2019 года сажают защитный лес с широколиственными породами — дубами, клёнами, вязами и липами. Такой разнопородный лес более устойчив к пожарам и вредителям и максимально приближен к естественным лесам, которые раньше росли в Калужской области.
Благодаря защитным лесам местный климат смягчается, овраги растут медленнее, а влага удерживается в почве дольше. Для малолесных районов России такие посадки очень актуальны.
Но создание лесов — это не только посадки. Весной мы вместе с друзьями проекта собираемся устроить противопожарное дежурство, чтобы защитить посадки от огня, летом — проводить агроуходы за растущими деревьями, пропалывать саженцы от сорняков в питомнике и обновлять систему противопожарных прокосов на склонах, а осенью основа вернуться, чтобы вместе с волонтёрами подсадить новые деревья в наш защитный лес.
А вы знали, что…
FAQ про леса России
1. Правда ли, что «чёрные лесорубы» — главный источник угроз российским лесам?
Нет. На долю «черных лесорубов» — лесных воров, незаконно заготавливающих древесину без разрешительных документов, без ведома и дозволения надзорных инстанций, приходится всего 2–3% от общего объёма рубок в стране. Обычно это рубки выборочные и мелкие — воры стремятся взять только лучшие деревья и как можно быстрее уехать из леса, чтобы их не заметили. Если прямо сейчас «чёрных лесорубов» не станет, этого практически никто не заметит — настолько невелик их вклад в общее истребление лесов.
Большинство самых разорительных для леса рубок — это рубки законные или условно-законные (то есть имеющие все разрешения и проводимые с ведома отвечающих за лес чиновников и учреждений). Может показаться, что такие рубки не могут быть легальными. Ведь не может же закон разрешать рубить лес огромными площадями, не заботясь о том, что будет потом? Но закон разрешает: например, в так называемых эксплуатационных лесах (то есть в половине лесов страны) допускаются сплошные рубки площадью до 50 гектаров — это примерно 70 футбольных полей. Эти рубки в один год могут примыкать друг к другу углами, образуя некое подобие шахматной доски. Через несколько лет оставшиеся кусочки можно дорубить, ведь общая площадь вырубок почти ничем не ограничивается.
2. Правда ли, что пожары естественны для лесов?
Для пожаров в лесах есть только три природные причины: сухие грозы, падение метеорита и извержение вулкана. И это не шутка. естественно, таких пожаров в России не очень много — не более 10% от их общего числа, а, например, в средней полосе — не больше 1%. Абсолютное же большинство лесных пожаров происходит по вине человека: иногда просто по неосторожности (от оставленных без присмотра костров, брошенных окурков, искр из неисправных глушителей и т.д.), иногда — от опасного использования огня для хозяйственных целей (сельскохозяйственных палов, профилактических выжиганий или очистки мест заготовки древесины от порубочных остатков). Бывают и умышленные поджоги — из-за хулиганства или суеверий, что сжигание старой сухой травы помогает расти новой или убивает клещей. Почему всё это — мифы, читайте здесь.
3. Может, пожары полезны для лесов?
Современный облик многих лесов, особенно таёжных, действительно, во многом сформирован пожарами — не только современными, но и теми, которые происходили десятки и сотни лет назад. Не важно, были эти пожары естественными или их устроили люди (леса сжигали ещё при неандертальцах) — в любом случае, если бы этих пожаров в прошлом не было, леса выглядели бы по-другому, в них господствовали бы другие породы деревьев, и в целом набор живущих в них видов был бы совсем иным. Если совсем не будет пожаров, то многие такие лесные экосистемы и ландшафты сохранить не получится. В этом смысле пожары нужны.
Но если площади и частота пожаров растут, что мы и наблюдаем в последние десятилетия, то коренным образом меняются даже такие исторически сформированные огнём леса. Исчезают «пожарные рефугиумы», сокращается доля наиболее старых лесов, которые выполняют многие ключевые экологические функции, с ними связана большая доля лесного биоразнообразия. Леса становятся более простыми, однообразными и бедными.
Кроме того, важно отметить, что в современном мире пожары и лесозаготовители конкурируют за один ресурс: древесину. Действуя совместно, пожары и лесорубы истощают леса гораздо быстрее. А истощение ресурса — главная движущая сила освоения и уничтожения оставшихся диких лесов, в том числе самых ценных для климата, биологического разнообразия, сохранения водных объектов и многого другого.
Так что естественность лесных пожаров очень условна, а вред, причиняемый ими не только лесному хозяйству, но и самой лесной природе — колоссален и совершенно бесспорен.
4. Правда ли, что тайгу отдали китайцам и они там рубят, сколько и как хотят?
Нет. Леса передаются в пользование, в том числе для заготовки древесины, зарегистрированным в России предпринимателям и компаниям. Часть этих компаний действительно может полностью или частично принадлежать иностранцам, в том числе китайцам. Но их не так уж много, а китайцев среди них и вовсе абсолютное меньшинство.
Кому бы ни принадлежала лесозаготовительная компания, непосредственно в лесу обычно работают местные жители — китайские рабочие на российских рубках встречаются не намного чаще, чем, например, марсиане. Кому бы ни принадлежала компания, в арендованных государственных лесах она работает по единым правилам законам, и использует примерно одинаковые схемы, чтобы эти законы обойти. Поэтому рубки, проводимые разными российским, кипрским, китайским или любыми другими компаниями практически не отличаются друг от друга.
Роль Китая в российском лесном комплексе совсем другая — это главный потребитель производимой лесной продукции, в первую очередь целлюлозы и пиломатериалов. Почти половина мощностей российского лесного комплекса работает на то, чтобы удовлетворить этот китайский спрос. Разумеется, он в разной мере затрагивает разные регионы, но в той или иной мере касается практически любого крупного лесного региона.
Важно еще понимать, что для самого Китая российские лесные ресурсы не так уж и важны. Китай на протяжении последних трех десятилетий вкладывал и продолжает вкладывать колоссальные силы и средства в развитие своего лесного хозяйства. И это уже дает ощутимый хозяйственный результат: объемы собственной заготовки древесины в Китае (338 миллионов кубометров в 2021 году) более чем в полтора раза превосходят российские (217 млн соответственно).
Пока наши леса приходят во все больший упадок из-за бесхозяйственных рубок и катастрофических пожаров, Китай неуклонно наращивает свои лесные ресурсы, в том числе высокопродуктивные лесные плантации. Наша тайга ему нужна лишь как временный дополнительный источник относительно дешевой и качественной продукции, но не более того. В долгосрочной перспективе ему вполне хватит и своих собственных лесных ресурсов.
5. Станет ли лесу лучше, если вместо каждого срубленного дерева сажать два? А если двадцать или двести?
Не станет. Во-первых, леса прекрасно умеют возобновляться сами — на протяжении примерно четырехсот миллионов лет своей естественной истории они не только пережили множество разных катастроф, но и захватили практически все пригодные для жизни деревьев участки суши. Практически любая вырубка или заброшенный участок земли сам довольно быстро зарастает молодым лесом, если рядом есть источники семян или поросли. Например, вырубки на богатых лесных почвах в условиях Средней полосы обычно зарастают молодым сомкнутым осинником или березняком всего за два-три года.
Нюанс заключается в том, что на месте рубок нередко происходит смена пород: после вырубки ели и сосны первыми вырастут такие быстрорастущие деревья, как осина и береза — не очень ценные с хозяйственной точки зрения породы. Если мы хотим, чтобы на месте вырубленной ели и сосны довольно оперативно снова выросла ель и сосна, её все-таки нужно сажать.
Во-вторых, посадить лес — не значит вырастить. Чтобы из высаженных деревьев что-нибудь выросло, за ними необходимо интенсивно ухаживать на протяжении весьма длительного времени: сначала защищать от конкурирующей травянистой и кустарниковой растительности, потом убирать поросль нежелательных быстрорастущих деревьев и крупных кустарников, потом разреживать до оптимальной для молодняка густоты и убирать оставшиеся нежелательные деревья.
Если этого не делать, результат посадки окажется нулевым или почти нулевым: высаженные деревья полностью или почти полностью гибнут, и вырубка зарастает тем самым, чем она заросла бы сама собой — обычно березой или осиной. Это и происходит в наших реалиях в большинстве случаев. И если так будет продолжаться, то ни 20, ни 200, ни даже миллион молодых деревьев, высаживаемых вместо каждого срубленного старого, общей картины не изменят.
6. Можно ли навести порядок в лесах ужесточением надзора и контроля?
На первый взгляд может показаться, что чем больше в лесах контроля, и чем строже наказания за различные нарушения — тем сохраннее будут леса. Однако, в реальности все совсем по-другому.
В России основной идеей управления лесами было и есть до сих пор — усиление лесного надзора и ужесточение наказаний за нарушения лесного законодательства. Для этого сильно расширили официальные полномочия органов лесного надзора, создали практически с нуля систему контроля за оборотом древесины и основных видов лесной продукции, к борьбе с лесным воровством подключились практически все правоохранительные органы, и т.д.
Но при этом каждый, кто давно и часто бывает в лесах, видит, что порядка в лесах больше не становится, а состояние их скорее ухудшается, чем улучшается. Не получается пока справиться ни с катастрофическими лесными пожарами, ни с разорительными рубками, ни с массовым захватом и застройкой лесных земель, ни с замусориванием лесов, ни с другими лесными проблемами.
Почему так получается? Основных причин две.
Во-первых, лесной контроль и система наказаний направлены на то, чтобы обеспечить соблюдение законов и правил. Если эти правила разумны, то их соблюдение поддерживает в лесах разумный порядок, помогает сохранить леса в наилучшем состоянии и использовать их наиболее рационально. Если же правила неразумны или хаотичны, то их соблюдение не способствует ни порядку в лесах, ни их сбережению и рациональному использованию.
Как, например, может помочь сохранить леса и навести в них порядка разрешение заготавливать валежник (древесину упавших деревьев) только после того, как он полностью отомрет и начнет гнить? Очевидно, что никак. А таких запретов и ограничений в нашем федеральном и региональном лесном законодательстве великое множество.
Во-вторых, если надзор слишком жёсткий, а наказания слишком суровые, хозяйственники просто боятся делать в лесу что-либо новое, выходящее за рамки давно сложившейся практики и традиций. Особенно если правила слишком сложные и допускают неоднозначное толкование, а это вполне традиционная особенность нашего лесного законодательства.
Когда реальную работу (даже самую честную и правильную) в лесу делать страшно, деятельные и квалифицированные специалисты или бегут из слишком зарегулированной отрасли, или переключаются на оторванные от жизни леса виды деятельности: заполнение бумаг, наполнение информационных систем, проведение совещаний и т.д. В результате многое из того, что в лесу необходимо делать при самом честном и правильном лесном хозяйстве, на самом деле просто не делается или делается формально, так, чтобы не понести за это наказание.
7. Угрожает ли продовольственной безопасности лес, растущий на сельхозземлях?
Это важный вопрос. По разным оценкам, в нашей стране уже есть от 40 до 100 миллионов гектаров заброшенных сельхозземель, пригодных для выращивания леса. Если все их вовлечь в правильное лесное хозяйство, то через 20-30 лет на них можно будет выращивать столько же древесины, сколько её сейчас рубят и воруют. А это значит, что можно будет сохранить многие самые ценные лесные экосистемы, надёжно обеспечить перерабатывающие предприятия древесным сырьем, дать людям и сельским поселениям новые рабочие места и средства к существованию, хотя бы отчасти победить катастрофические ландшафтные пожары, и т.д.
В 2020 году правительство даже разрешило использовать эти земли для лесоводства (постановлением от 21 сентября 2020 года № 1509), а в 2022 году — запретило опять, введя практически непреодолимые препятствия (постановлением от 8 июня 2022 года № 1043). Объяснялся этот запрет в первую очередь именно «заботой о продовольственной безопасности»: якобы, если людям разрешить выращивать на сельхозземлях лес, то земель не хватит для выращивания сельскохозяйственных культур, и в результате нам не хватит еды.
На самом деле всё наоборот. За последние полвека наша страна превратилась из мощнейшего импортера продовольствия в крупного экспортера. Примерно за 30 лет (в 2022 году по сравнению с 1990 годом) урожайность зерна увеличилась в среднем по РСФСР и Российской Федерации на 79,5%, урожайность сахарной свеклы — на 87,1%, урожайность подсолнечника — на 44,8%, и т.д. При этом площади сельхозугодий за этот период существенно сократились: всего — на 15,9 млн га (или на 7,4%), в том числе пашни — на 15,6 млн га (или на 11,8%). Ещё сильнее сократились площади используемых земель: по официальным данным, из оставшихся сельхозугодий по состоянию на 2021 год неиспользуемыми были 33,1 млн га, в том числе пашни — 18,7 млн га.
Никакого противоречия в этом нет. Резкий рост урожаев, потребления и экспорта сельскохозяйственной продукции произошел не вопреки, а во многом благодаря забрасыванию десятков миллионов гектаров сельхозугодий и пашни. Все внимание сконцентрировалось на лучших сельхозземлях, в районах с наиболее благоприятным для растениеводством климатом, где вложения сил, средств и технологий дали самую большую отдачу.
Фактически за последние полвека в нашей стране произошел переход от экстенсивной модели развития сельского хозяйства к интенсивной. Возврат к прежней модели с вовлечением заброшенных земель обратно в сельскохозяйственный оборот неизбежно размажет силы и средства по большой площади худших земель, которые невозможно использовать для сельского хозяйства без колоссальных ежегодных затрат. Так что с точки зрения продовольственной безопасности — гораздо правильнее позволить на этих худших землях выращивать лес (или хотя бы сохранить тот, который уже вырост естественным образом).
Не нашли ответ на вопрос, который может быть интересен всем? Напишите нам на почту info@earthtouches.me, и мы добавим его в эту подборку.